Мне 18 лет, второй курс ВГИКа. И я иду к своему первому герою. Мне страшно. Я совершенно не готова к встрече, и мне очень стыдно. Ощущение как будто тебе нужно пробежать нагишом по улице, но я беру себя в руки и иду. Длиннющий кирпичный дом, вот, наконец, арка, ныряю внутрь и сворачиваю направо. Вот она бордовая подъездная дверь. Этаж? Поднимаюсь медленно, по ступенькам, хотя можно было и на лифте, но нет, надо успокоиться и сообразить что говорить. Не скажешь же "Здравствуйте, мол, я имярек". Ну, что там, право, сейчас выгонит он меня взашей, и я пойду, куда я денусь. Долго стою под дверью, хотя вот уже назначенное мне по телефону время пришло и опаздывать неприлично. И я набираю в грудь воздуха и нажимаю на звонок. Мне 18, ему 84, я соплячка, а он академик Борис Виктороович Раушенбах. Силы неравны. Дверь открыла жена. Боже, я совсем не помню как ее зовут. Меня приглашают в комнату, а я все еще вожусь в малюсенькой прихожей со своими высокими ботинками. Осторожно ступая босиком, отказавшись от тапочек, вхожу в комнату. Квартира распашонкой, большая комната, в центре круглый стол, на стене несколько картин Сарьяна, и огромный дспшный щит, увешанный африканскими масками и оружием. Ко мне навстречу выходит пожилой мужчина, стариком назвать его у меня не повернулся б язык. Он хромает, протягивает мне руку, и я ее машинально жму. Рука у него удивительно теплая и молодая что ли. И глаза. Абсолютно ясные, спокойные, прячущие за этим спокойствием какую-то искорку, чуть лукавую, насмешливую. И жена, тенью сопровождает наше чаепитие, по каждому жесту которой видна безграничная какая-то любовь и преданность к нему. Он рассказывает про внуков, она спрашивает про меня. Я рассказываю, а что мне делать, выдаю все как на духу. И чувствую, что лед потихоньку тает, а значит мне позволят снимать, и что все не так уж страшно, как мне казалось. Что в комнате удивительно уютно, но даже не из-за обстановки, а из-за спокойствия и гармонии этих людей.
Через неделю мы сняли с ним интервью. Одно единственное. Помню, какие глупые вопросы я ему задавала, какие мелочные и глупые. И как терпеливо он мне отвечал. Как рассказывал спокойным голосом, а у меня в ушах гудела кровь и я почти не понимала о чем мы говорим. Как спиной слушала как работает оператор и звукооператор. Наконец, все закончилось. Помню, как приглашали они меня к ним на дачу в Абрамцево, и я обещала приехать. И до сих пор ощущаю себя сволочью, что не приехала. Больше его снимать мне не довелось. И видеть тоже.
Через год мне сказали, что он умер. Это было 27 марта 2001 года. И осев по общажной стене возле таксофонов, я ревела навзрыд уткнувшись в коленки.
Через много лет, я пересмотрела тот материал, и собрала из него вот этот фильм.
Память страшная штука, она подсовывает воспоминания, когда казалось бы уже надо успокоиться, но даже через 12 лет, мне все еще стыдно